Как-то пришёл к Дёминым человек. Пожилой, сухощавый и совсем Косте незнакомый. Конечно, человек этот хотел видеть Костиного отца. К отцу частенько заходили самые разные люди. Потолковать, посоветоваться. Ведь бригадир сборщиков Дёмин был парторгом своего цеха. И членом парткома всего завода. А может, и еще, какой общественный пост занимал.
Мама в этот день работала во вторую смену. Она была штамповщицей в другом цеху, не в папином сборочном. Костя, один дома, валялся на диване с книгой. Любимое его занятие - читать интересное, растянувшись на животе и подперев голову руками.
Незнакомец остался ждать отца.
При госте пришлось, разумеется, сесть. Склонившись над книгой, Костя краем глаза видел: гость с улыбкой его рассматривает. От этого откровенного разглядывания у Кости было ощущение, будто его медленно поджаривают на сковородке.
- Что читаешь? - спросил незнакомец.
- "Таинственный остров".
- А, Жюль Берн. Правда, интересно?
Костя кивнул.
- В Ленинграде бывал, конечно?
Костя опять кивнул.
- С отцом?
- И с мамой. И с экскурсией прошлым летом. Со школой.
- Что ж ты у нас в Ленинграде видел?
- В Русский музей ходил. Памятник Ленину на площади. У Финляндского вокзала. Много чего...
- Нравится Ленинград?
- Конечно.
- А вообще чем ты увлекаешься?
- Я-то?
Человек засмеялся:
- Не я же!
Костя покраснел, пожал плечами:
- Вообще... читать люблю.
- А на рыбалку летом ходишь?
"Вот пристал с вопросами!" - подумал Костя и ответил:
- Редко... - Чтобы не спросил дотошный собеседник, почему "редко", Костя, залившись румянцем, выдавил из себя: - А вы из Ленинграда приехали?
- Из Ленинграда, дружок. В командировку. На заводе мне сказали, что твой папаша домой пошёл. Да видно, по пути задержался. Он мне позарез нужен.
"Папа всем - позарез", - подумал Костя, стараясь не замечать весёлую усмешку на лице гостя.
Гость покачал головой:
- А ты, брат, что красная девица! Уж больно застенчив. Ростом высокий, в батьку, а... Тебе двенадцать?
Костя кивнул, хотя до двенадцати лет ему осталось дожить ещё два месяца.
- Ну, вот видишь. Не маленький уже. А чистый дичок! От застенчивости, дружок, надо освобождаться...
В этот момент, на Костино счастье, вошёл отец. И гость, и папа обрадовались, обменялись крепким рукопожатием, по плечам друг друга похлопали. И сразу начали оживлённый разговор. А Костя убрался в спальню.
Там, на папиной кровати, постепенно отдышался.
"Дичок!" Будто маму подслушал. Это она часто говорит Косте: "Дичок ты мой! И что мы оба с тобой уродились такие стеснительные да неуверенные?" Легко этому ленинградцу советовать: освободись от застенчивости! А как? Точно Костя сам не мучается!
Заговорить с незнакомым, о чём-нибудь спросить, отвечать, вот как сейчас, на его расспросы... Ну, просто невыносимо. От этой проклятой застенчивости, чтобы как-то её прикрыть, спрятать от собеседника, он иной раз даже грубым бывает. Пробурчит что-то, рявкнет, если отмолчаться не удаётся. На него, конечно, обижаются, а он и сам не рад, самому стыдно.
Ведь отчасти от этого самого - от стеснительности своей - он и вожатым быть ни за что не хотел. Ну как это он будет стоять перед кучей ребят и с ними говорить? А они все на него глядеть будут...