Житель снежной норы

Маленький смешной Васька-бедолага! Так ясно Костя его себе представлял: вихрастый, всё молчит. Папа говорил: Васька этот только с ним одним и разговаривал, а с другими губ не разжимал, слова от него не добьёшься.

Смеркалось. Маячили сугробы, кое-где высветленные рассеянным светом фонарей.

В одном мутно освещённом сугробе чернело отверстие. Чья-то нора? Лес неподалёку, неужто какой-нибудь зверь прямо в городе поселился?

Костя нагнулся, заглянул в берложку. Да там и впрямь кто-то ворочается и пыхтит.

Вытащив из снега полузатоптанную палку, Костя её концом ткнул в нору. Послышался вскрик. Высунулся... никакой не зверь - мальчишка! Сверкнули на Костю из-под ушанки испуганно-настороженные и гневные глаза:

- Ты чо?

- А ничо! - с любопытством разглядывая мальчишку, передразнил Костя. - Сам берлогу вырыл?

Мальчишка кивнул горделиво - ушанка сползла ему ниже бровей, он кулаком сдвинул её на затылок.

- Ага! Жить буду. Хлеба припас. - Утёр рукавицей нос и добавил с сожалением: - А колбасу уже съел.

- Жи-ить? Да ты замёрзнешь.

- Ничего мне не сделается.

Мальчонка вылез из своей норы. Был он небольшой, весь облепленный снегом, щёки красные, как спелые помидоры. Вдруг Костя заметил: один карий глаз у мальчишки слегка косит.

- Зовут тебя как?

- Акимов Анатолий Павлович, - важно ответил мальчишка. - Теперь я сам себе голова!

- Ну, вот что, голова. Отправляйся домой! У тебя уже и так нос подтекает. Поиграл - и хватит.

Мальчишка покрутил головой, прохрипел:

- Домой ходу мне нету!

- Это почему?

- Убьёт папка. Я дал дёру, он вслед: "Убью, стервец!"

- Натворил чего-нибудь?

- Радиолу я... об пол грохнул. Совсем, может, сгубилась. Навечно.

- Починить, наверно, можно. Да ты ведь не нарочно?

- А папке что нарочно, что не нарочно, всё одно. Я полез на стул и как-то сорвался. Локтем задел эту... ну, радиолу. Шуму, треску. А папка отдыхал, он с утра принял...

- Чего принял?

- Ну, напился. Не понимаешь? На работу ему идти не надо было, отгул, что ли. Как вскочит с дивана, как кинется! Я - бежать. Хорошо, в кухне успел хлеба схватить. И колбасу. Съел только уже. А лопатку в сенях. - Мальчишка зябко поёжился.

Костя положил руку ему на плечо:

- Пошли!

- Куда?

- Домой, ясное дело. Ты уже весь трясёшься, насквозь в снегу вывалялся.

Мальчишка ловко вывернулся, отскочил:

- Не пойду!

- Да никто тебя не убьёт!

- А не убьёт, так ещё хуже сделает. Е г о со двора сведёт! Обещался: "Ещё раз нашкодишь - совсем со двора сведу". И сведёт. Дальше сеней уже не пускает.

Мальчишка приплясывал и слегка полязгивал зубами. Мороз был небольшой, градусов семь, но ведь парень, должно быть, уже не один час по уши в снегу.

- Кого со двора сведёт? - осторожно приближаясь, спросил Костя.

- А Шарика. Я вот обживусь, к себе его возьму.

- В берлоге-то обживёшься? - Уже шага два всего отделяли Костю от зазевавшегося мальчишки. Да, Костя не ошибся: левый глаз у Анатолия Павловича Акимова немного косил. - Ты в каком классе?

- Во втором.

- В Первой школе учишься?

- Ага! А ты?

- И я в той же.

"Этот шкет старше того Васьки, - думал Костя. - И ведь сейчас нет войны, мирная, хорошая жизнь! И не замёрзнет он до смерти, простудится - факт, но застынет побольше и прибежит домой, не пропадёт... А бросить вот так его всё равно нельзя, нельзя!"

Костя ринулся к мальчишке, крепко ухватил его за руку и потащил за собой.

- Ты где живёшь?

- Пусти! Не пойду! Выискался! - орал мальчишка, вырываясь.

Он извивался, колотил Костю свободной рукой и вдруг ловко бросился ему под ноги. Оба упали в сугроб и забарахтались в снегу.

Костя сел, выплюнул набившийся в рот снег. Хватку он не ослабил, держал теперь второклассника Акимова за плечи.

- Постой! А мать твоя? Уже, наверно, ищет тебя.

Мальчишка буркнул:

- У меня мачеха. Поплачет - перестанет. Она папку больше моего боится.

Мачеха? Вот бедный-то!

Костя поднялся на ноги, поднял мальчика, кое-как его отряхнул.

- Ко мне пока пойдём. Обогреешься. А там видно будет.

Мальчишка воззрился на Костю из-под великоватой ушанки.

- И что ты ко мне привязался? - Он опять рванулся.

- Толька! прикрикнул Костя. - Не дури! - Сгрёб мальца в охапку и поволок.

Мальчишка брыкался, ревел, пытался сесть в снег. У Кости спина взмокла, и отчего-то зачесался нос. А почесать нельзя: руки заняты. Он пригрозил:

- Вот как дам!

Прохожих на улице стало больше. На заводе кончилась дневная смена, люди спешили с работы. Мальчиков обогнала какая-то женщина. Оглянулась и приостановилась:

- Толька! Чего ревёшь? Мальчик, куда ты его тащишь? Натворил чего?

- Вы его знаете? - поспешил спросить Костя: не ушла бы! - Где он живёт?

- Да вон в тот проулок иди. Налево дом. - И повторила: - Натворил-то чего?

- Ничего не натворил. - И подумал: "Убежище совсем близко от дома устроил, дурачок! К нему придётся, до моего дома не дотащить…"

- Тебя Серафима давно ищет, все глаза проглядела, - сказала женщина Тольке и ушла.

- Видишь, ищут тебя, я же говорил! - Костя подтолкнул Тольку в спину.

- Ну и пускай! - зыркнул мальчишка на Костю глазами. Однако тащился за ним уже не сопротивляясь.

- Кто это - Серафима? - спросил Костя.

- А мачеха моя.

- Добрая она?

- Она-то что...

У калитки палисадника, за которым светился окнами одноэтажный дом, ходила взад-вперёд, тревожно оглядываясь, молодая женщина в наброшенном на голову платке. У ног её вилась небольшая остроухая дворняжка. Вдруг собака взвизгнула и опрометью кинулась к мальчикам. И вот она уже прыгает вокруг Тольки, норовит лизнуть в лицо.

- Шарик! Шарик! - Толька гладил собаку и смеялся.

Женщина бежала к ним через дорогу:

- Толик! Ну, куда ты девался? Я пришла, а тебя всё нет и нет...

- Ой! - вскрикнул Толька. - А я хлеб в снежной пещере забыл! Полбуханки.