Исчезновение Чикота

Второклассники готовили уроки. Окна были открыты. С моря дул сильный влажный, тёплый ветер. Слышно было, как перекатываются и обрушиваются на берег волны. Начинался шторм.

Ветер метался по саду, гнул деревья, врывался в класс и ворошил тетради на партах. Любовь Андреевна попробовала закрыть окна. Сразу стало душно. И она снова их распахнула, закрепив поплотнее крючки на рамах.

Облака, набрякшие дождём, который хотел, но не мог пролиться, занавесили всё небо. Они клубились и быстро неслись неведомо куда. В классе стало темно - пришлось зажечь электричество. В саду притихли и попрятались птицы.

Притихли и дети. Молча, копошились, сидя за партами. Большинство, еле-еле двигая ручкой, писало упражнение по русскому. Воронков без конца мучился над задачкой. Костя Жуков закончил все уроки и читал книгу. Матвей с сердитым лицом, высунув кончик языка, выводил в тетради заглавные буквы: чистописание он ненавидел.

Внезапно донёсся откуда-то крик. Казалось, его забросил в класс порыв ветра. Непонятно было, кто и что кричал. Но крик был испуганный, горестный. Ребята подняли головы.

- Кто-то плачет! - взволнованно проговорила Томка.

И правда где-то за стеной, может быть, под окном - шум ветра всё путал - раздался плач. Он становился громче, ближе...

Дверь класса распахнулась. Вбежала Стеша, вся в слезах.

- Матвей! - крикнула она. - Чикота нет! Клетка пустая!

Матвей вскочил, растерянный. Ребята, разинув рты, смотрели на него и на Стешу.

- Его съест кошка! - Стеша заплакала, уткнувшись в согнутый локоть. - А то... ветер забьёт... В такую погоду! Он отвык от... сво... боды!

Любовь Андреевна обняла её за плечи.

- Не плачь, не плачь! Не погибнет дрозд. Так, значит, клетка открыта?

- Открыта совсем. - Стеша всхлипнула. - Он погибнет!

- Да чего ради? Подожди... Матвей, ты был сегодня в Стешиной спальне?

- Я был, был! Но я, когда покормил Чикота, хорошенько закрыл дверцу!

Теперь Матвей часто заходил в спальню старших девочек, где на тумбочке возле Стешиной кровати стояла клетка с Чикотом. Под тумбочкой, в коробке, хранились запасы корма: ягоды, крошки, какие-то сушёные черьячки. Матвей смотрел, как Стеша кормит Чикота, слушал, как она с ним разговаривает.

- А разве Стеша тебе позволяет самому кормить дрозда и открывать клетку? - спросила Любовь Андреевна.

Нет, этого делать Стеша ему не разрешала. Матвей опустил голову. Потом вздёрнул её, воскликнул горячо:

- Но я закрыл клетку, закрыл! Не сердись, Стеша! Мне показалось, что он очень хочет есть. Я закрыл клетку!

Томка жалостливо вздохнула:

- Может быть, он и сам не заметил, как не закрыл.

- Он не нарочно! Не сердись на него! - стали просить Маруся Петрова и Клава Гущина.

- Да что вы, глупые девчонки! - вскрикнул Матвей. - Я же закрыл, я знаю!

- Вот что значит делать без спросу! - тонким голоском пропела Соня Кривинская.

- Эх ты, математик! - упрекнул Матвея Лихов. - Шляпа! Пропадёт теперь птица!

Матвей стоял красный, взъерошенный, губы его кривились и дрожали.

- Говорю же, что закрыл! - твердил он в отчаянии. - Я помню, как закрывал! Ещё мне показалось, что неплотно, я вернулся и проверил. Закрыл я!

- Я не сержусь. Ты ведь не нарочно, - пробормотала Стеша.

Но её широко расставленные, большие заплаканные глаза были полны упрёка. Матвей это увидел, зажмурился и разревелся: и Стеша ему не верит, а он помнит, отлично помнит, как закрывал клетку!

- Вдруг он... - внезапно произнёс Окуньков, на рубашке которого была приколота тряпочка с именем "Витя". - Вдруг он сам…

- Да, сам! - подхватил Окуньков Вова, мгновенно поняв брата. - Сам научился открывать дверцу.

- Этот дрозд, - пояснил Окуньков Витя. - Дрозды ведь умные.

- Они очень умные, дрозды! - поддержал брата Окуньков Вова.

Матвей перестал реветь и с восхищением уставился на близнецов. Оказывается, Окуньки-то совсем не дураки, а, наоборот, молодцы! Кто бы мог подумать?

- А что, вдруг, правда, сам? - воскликнул Костя Жуков.

Но Стеша махнула рукой:

- Ну что вы выдумываете! Дверца снаружи закрывается, ему никак не достать, если б и догадался. Бедный Чикотуш-ка! - Она повернулась и стремглав выбежала из класса.

Взволнованные ребята ещё не успели снова рассесться по местам, как из сада донёсся жалобный голос Стеши:

- Чи-икот! Чи-кот!

Крики всплеснулись под окном и утонули в шуме ветра, скрипе веток.

- Ищет! - с жалостью произнесла Томка.

- Кончайте, ребята, работу, - сказала Любовь Андреевна. - Мы и так задержались.

Матвей двумя руками утирал нос. Видно, пальцы были у него в чернилах: на носу и на щеке появились лиловые пятна.

- Матвей, пойди, умойся, - велела Любовь Андреевна.

Матвей поплёлся к двери. И сейчас же поднял руку Коля Воронков:

- Разрешите выйти!

Угрюмо оттирал Матвей под краном большой палец, когда к нему подскочил Воронков:

- Слушай, Матвейка, чего я скажу! Я ведь нарочно попросился в уборную. Знаешь, я чего вспомнил? Вот чего я вспомнил. Я бежал по коридору во втором этаже, вот когда нам надо было идти уроки готовить, и вдруг вижу: Сонька Кривинская из одной спальни вышла. Не из нашей. Вышла, оглянулась да скорей-скорей по лестнице вниз. Чуешь?

В голове у Матвея шумело от обиды и огорчения. Жаль Чикота, жаль Стешу! Но главное, кроме Окуньков и, может быть, Кости Жукова, ему никто не верил, что он и правда закрыл клетку! Даже Стеша сомневалась. Матвей плохо слушал, что там болтает Воронков.

- А вот из какой спальни вышла Сонька? Не из нашей - факт! А вдруг как раз из Стешиной?

Только теперь до Матвея дошло, что Воронков говорит, кажется, что-то интересное.

- Кто из Стешиной спальни вышел?

- Ох, какой ты! Да я же тебе толкую полчаса. Я сам не знаю точно, чья это спальня, из которой Кривинская вышла и скорей бежать вниз по лестнице. Но наши-то спальни ведь на первом этаже, а, то на втором было. Идём покажу, из какой спальни Сонька вышла!

Как был, с мокрыми неотмытыми руками, Матвей побежал за Колей Воронковым.