На утро после гостевания Окуньков у дяди Миколы Антонина Васильевна внимательно пригляделась к близнецам. У одного вроде нос больше облупился. Запомнить бы, у Вовы или у Вити - всё-таки примета, хоть и временная.
Если не считать облупленного носа, Окуньки такие же, как всегда. С безразличным ко всему на свете, равнодушным видом сидят себе рядышком. Раза три она пыталась их рассадить. Братья вцеплялись друг в друга и поднимали неистовый крик. Пришлось от них отступиться.
Во время устного счёта Антонина Васильевна сказала:
- Сколько будет от сорока восьми отнять двадцать три. Отвечай, Окуньков Витя!
Нехотя поднялся Окуньков с облупленным носом. ("А, значит, нос облупился у Вити!") Он стоял и молчал.
- Не знаешь? Садись! Слушай внимательно, как отвечают другие.
Окуньков сел, уставил на учительницу зеленоватые глаза, переглянулся с братом, и... оба близнеца дружно закрыли ладонями уши.
- Шесть взять пять раз. Жуков, отвечай! - Голос Антонины Васильевны звучал твёрдо. Она сделала вид, будто не заметила наглого поступка Окуньков. Подумала с досадой: "Славный старик этот дядя Микола, но самонадеянный"...
Через два дня дядя Микола снова поджидал Окуньков. На этот раз не в саду, а в коридоре возле второго класса.
- Ну, пошли! - сказал он Окунькам. - Тетрадки свои не забудьте. Сергей Петрович разрешил им идти без обеда, - обратился дядя Микола к учительнице, когда близнецы убежали. - У меня и пообедают. Я сегодня и вовсе мог не приходить, дней заработанных хватает. Да уж решил понаведаться, а заодно и плотичек ваших прихватить.
- Боюсь, не утомили бы они вас, - приветливо, но сдержанно сказала Антонина Васильевна. - Пока результатов что-то не видать... И неудивительно. Вы ведь не бог.
- Это точно. Богом не являюсь, - согласился старик. - Много чего приходилось делать на этом свете. И садовод, и плотник, и на зверей охотник. А богом работать не приходилось. А без бога ни до порога. Только поговорка эта устарела и рассыпалась в прах, бо не только до порога, а и до космоса человек добрался безо всяких божеств.
- Всё это верно. А уши-то они по-прежнему затыкают, - не без язвительности сообщила Антонина Васильевна.
- Невжели ж затыкають? - поразился старик, хитро прищурившись. - Ах, они такие-сякие-разэтакие! Ну ладно! Сегодня моя старуха блины печёт, так я теми блинами им и рты, и уши позатыкаю.
- Вам всё шутки, Микола Устинович. А я серьёзно боюсь, что вы их только избалуете. Что-то у них физиономии стали ещё более заносчивые. Но раз директор сам позволяет их уводить - пожалуйста!
Каждые два-три дня Окуньки сопровождали дядю Ми-колу после работы "до хаты". Причём не столько "сопровождали", сколько весело бежали впереди.
После четвёртого или пятого посещения дяди Миколы Окуньков, которому Антонина Васильевна, не называя имени, сделала какое-то замечание, понёс руку к уху, посмотрел на брата и... опустил руку, не донеся её до головы. Второй Окуньков лишь слегка приподнял руку над партой и снова положил её на крышку. Они обменялись косыми вопросительными взглядами. И вдруг - что за чудо! - оба Окунька сели чинно и прямо. Не веря своим глазам, учительница заметила выражение внимания на лицах близнецов.
- Молодцы Окуньковы! Сидят за партой как полагается. Поучись у них, Митя Лихов, поведению на уроке.
Все ребята посмотрели на Окуньков. Ведь их похвалили в первый раз за весь учебный год. Щёки у Окуньков чуть-чуть порозовели. Они сидели с опущенными глазами.
Случайность? Нет, это не было случайностью. Уши больше не затыкались совсем. Тетради у Окуньков стали гораздо чище. Близнецы беспрекословно выходили к доске. Отвечали они через пень-колоду, и тон у них был по-прежнему вызывающий. Но всё-таки они не молчали, как прежде, изображая из себя каких-то каменных идолов.
И вот настал день, когда на рубашках у Окуньков оказались, приколоты английской булавкой белые тряпочки. На одной тряпочке было вышито гладью "Вова", на другой - "Витя".
- Это чтобы нас... - начал Вова.
- ...не путали, - закончил Витя.
- Каждый человек должен... - сказал Вова.
- ...отвечать за свои поступки, - продолжал Витя. - Не отвечают только...
- ...обезьяны! - твёрдо закончил Вова.
- Конечно, конечно! - поспешно сказала Антонина Васильевна и кашлянула, чтобы не рассмеяться.
По субботам она настойчиво упрашивала Окунькову не бить сыновей:
- Они исправились... исправляются, во всяком случае. Их просто не за что теперь бить!
- Может, они больные? - возражала Окунькова. - Потому и тихие у вас? Где они исправились? В прошлое воскресенье обивку дивана ножом изрезали: чего-то строгали, а потом кота чуть с ума не свели. Запихивали, разбойники, кота в крысоловку. Кот так сумасшедше голосил, что все соседи сбежались. Исправились они, как же!
По понедельникам близнецы сидели, как прежде, с каменными лицами, еле разжимая губы, когда Антонина Васильевна их спрашивала. Но уши и по понедельникам не затыкали.
Как-то Антонина Васильевна спустилась в кочегарку, где дядя Микола возился у котлов: здание интерната начали протапливать.
- Спасибо вам, Микола Устинович, - сказала она немного виновато. - Окуньки заметно изменились к лучшему. Как вы этого достигли? Что вы с ними делали?
Дядя Микола почесал затылок:
- Шо я с ними делал? Да, кажись, ничого. Ружьё на днях умеете чистили.
- Как?! Вы давали им ружьё?
- А ружьё без пулей и пороху не стреляе. В этом могу вас заверить, дорогая Антонина Васильевна. На горы глядели по вечерам... Ещё за молоком в погреб воны лазили. Старуха посылала. А больше вроде ничего мы и не делали.
Не добившись существенных разъяснений от дяди Миколы, учительница попробовала расспросить самих близнецов:
- Вы не озорничаете у дяди Миколы?
Братья переглянулись и промолчали.
- Видно, вы там не озорничаете. Микола Устинович мне сказал бы, если бы вы баловались... А что вы вообще там делаете?
Молчание. Потом один из Окуньков - неизвестно который, потому что тряпочки с именами они прицепляли на уроках, во время перемен и после занятий носили в карманах, - один из Окуньков процедил сквозь зубы:
- Слушаем сказки.
- И рассказы, - добавил другой.
- Из книг? - спросила учительница. - Вы там читаете вслух?
- Без книг, - сказал один Окунёк.
- Без, - подтвердил другой.
Лица у обоих стали замкнутыми. Они не хотели ничего рассказывать, это было очевидно. Так и не узнали ни учительница, ни воспитательница, что же сделал дядя Микола с Окуньками.