Толька Акимов

Жил Толька Акимов лихо и беззаботно.

Притаиться, чтобы не попасть под руку разбушевавшегося отца, - забота невелика. Главное, Шарика уберечь. А самому что - вмиг удерёт. Тем более Серафима, как страж, начеку. Папка если не в порядке, она Тольку живо к соседям спровадит, а не позднее время, так во двор, на улицу.

В тот вечер, как Костя его домой тащил, Толька нарочно прикинулся таким запуганным. Просто захотелось пожить в снежной пещере. И зло взяло, что насильно его волокут.

Двойки - не шибкая печаль, их ведь исправить можно. Выслушивать замечания учительницы нудно. Зато стрелки бумажные пускать на уроке, в спину кому-нибудь шептать небылицы, чтобы тот закорчился от смеха, - удовольствие. Одно на одно получается.

Неплохая, в общем, жизнь, всё в ней ясно. День за днём так и катится.

И вдруг в Толькину бездумную жизнь вошёл новый вожатый.

Костя этот поначалу был хмурый, сердитый, будто кто его силком к ним в класс притащил, а потом оказался простым и смешливым. О чём хочешь его спроси, вроде как старший брат у Тольки завёлся. И так здорово, что об отметках Костя никогда не спрашивает. От Светы, бывало, без конца слышишь и на сборе, и на переменах: "Какие отметки получили?" А Косте отметки без надобности. Толька сам как-то ему признался: "А я двойку за диктовку получил". А Костя: "Вот как? Не мешает нам подтянуться". Нам! Значит, они заодно, вместе... И никаких попрёков. Затея с "домашними тимуровцами" сначала показалась Тольке преглупой. Мусор вынести, посуду вытереть, за хлебом сбегать - чепуха какая-то!

Однако ребята с жаром рассказывали друг другу и Косте, как помогают они дома, стараясь сделать это незаметно. Придут мама или бабушка домой, смотрят, а уже и сделано! Будто добрые домовые у них побывали. Танька Зимкова, растеряшка суматошная, и та подскакивает от радости:

- И я стараюсь, так стараюсь! Что я, хуже других?

Тольку досада взяла: "А я, выходит, хуже?"

Дома в тот день он важно заявил Серафиме:

- Бабушки у меня тут нет, в деревне осталась, придётся мне обойтись тобой, Серафима. Давай вынесу мусорное ведро!

Серафима сразу расчувствовалась:

- Милый ты мой! Помощничек растёт! - И хотела Тольку поцеловать.

Толька отстранился:

- Но-но! Без нежностей! - Ухватил за ручку мусорное ведро и понёс.

И частенько стал подсоблять: то подметёт, то половики вытрясет, то лучины для печки наколет. Плохо ли, хорошо ли сделано, Серафима каждый раз радовалась, точно ей подарок преподнесли. Не у всех ребят так. Вот Ира Сергеева однажды сказала со вздохом:

- Домашними тимуровцами быть труднее, чем для чужих. Если посторонним людям ребята помогают, все их хвалят. А дома не замечают, ещё и скажут: "Ты не так сделала".

А раз как-то Ира задумчиво спросила Костю:

- Это плохо, когда двойка?

- Хорошего мало, - ответил Костя.

- Но... это очень-очень ужасно? - настойчиво спросила Ира.

- Не смертельно, - спокойно ответил Костя. - Но лучше бы без двоек.

- Попробую, - серьёзно сказала Ира.

- Что ты попробуешь? - заинтересовались ребята.

- Двойку получить попробую.

Танька засуматошилась:

- Зачем? Зачем тебе двойка?

- Так, - сказала Ира. - Испытаю.

И ведь правда попробовала, вы только подумайте! Вызвала её учительница правило по русскому сказать, а Ира мямлит, запинается.

Тамара Георгиевна удивилась:

- Что с тобой? Никогда ты так не отвечала.

- Двойку мне поставьте, - дрогнувшим голосом попросила Ира.

Весь класс удивился.

Даже не засмеялся никто. И у Тамары Георгиевны глаза широко раскрылись.

- Странное желание, - сказала она. - Но не будет тебе двойки, по лицу вижу, что знаешь. Садись!

Сорвалось у Ирки. Кому другому двойку схватить - чистый пустяк, а ей вот не удалось. Ну, чудачка!

Однако, непонятно почему, Толька почувствовал к Сергеевой нечто сильно смахивающее на уважение. Прежде у него одни дразнилки для неё находились: "Отличница-яичница и сверху посолить". А теперь как-то язык не поворачивался Иру дразнить.

Или вот Мухин. Прежде Тольке на этого толстяка начхать было: драться не умеет, вечно что-то жуёт. Аппендицита у него тогда не оказалось, просто, наверно, объелся обжора, его из больницы часа через три выписали. Но как здорово Серёжка читает вслух - на разные голоса. И не только читает, а и рассказывает.

Случается, они на сборах просто рассказывают, кто что хочет. А Мухин пересказал очень страшное - Алка могла быть довольна, она же страшное любит. Про такого Вия Серёжка рассказал. Эту историю он от двоюродного брата слышал, брат её где-то вычитал.

Костя послушал-послушал и вдруг сказал:

- Это же Гоголя! "Вечера на хуторе близ Диканьки".

- А кто же он всё-таки такой, этот Вий! - испуганно вытаращилась Танька.

- Предводитель чертей! - ответил Мухин.

- Да-а, - протянули ребята с уважением.

- Но чертей на самом деле нет, - сказал Костя. - Это в сказке.

Слава Курков как-то странно посмотрел на Костю. Толька это заметил. Он вообще стал многое замечать. И задумывался, чего прежде с ним не случалось.

А как не задуматься? Папка-то здорово изменился: давно с ним худого не случалось - насчёт выпивки. Серафима сияет. Помогли её уговоры - это само собой. Но не только в Серафиме дело. А приходил к ним Костя. И не раз. Сидят они с папкой друг против друга. Костя, весь красный, как рак варёный, на отца наседает, сердитым шёпотом что-то ему толкует. Папка слушает и то посмеивается, то нахмурится, исподлобья глядит. А о чём говорят, неизвестно. Серафима Тольку непременно выпроваживает: "Дай людям поговорить". Раза два и сама с ним из дому ушла. Поневоле задумаешься, когда столько вокруг такого делается, чего никогда не бывало.