За распахнутым окном лежало море. Оно было золотое, но с каждой минутой тускнело: солнце уже скрылось за горизонтом. Чёрный кипарис стоял прямо, как часовой на посту. Казалось, он вытянулся здесь, высоченный и стройный, чтобы охранять покой живущих в доме детей. Покой!
Любовь Андреевна высунулась в окно, подставила нежному тёплому воздуху разгорячённые щёки. Ей хотелось обеими руками зажать уши. За её спиной пронзительно звенело:
- Хочу-у-у! Я хочу-у-у! Ба... буш... ке позво... ни-ить... хочу-у-у...
- А как же мы заснём? - С нарочитым недоумением второклассник Лихов развёл руками. - Не стоит и ложиться.
Мальчики, в трусах и майках, стелили постели. Человек пять уже забрались под одеяло. Двадцать четыре глаза с любопытством поглядывали на воспитательницу.
Всего неделю она у них работает. Прежняя воспитательница уехала. Та была строгая - как прикрикнет! А эта полная пожилая женщина совсем, видно, другая. Лихов сразу определил:
- Наша новая - добрая, тряпка. Живём!
Как "новая" справится с таким неслухом? Упрямиться, капризничать второклассникам случалось, но никто ещё не орал полчаса подряд, валяясь на полу.
Ведь уже тридцать раз Матвейке было сказано: сейчас звонить по телефону бабушке нельзя. Некогда вызывать междугородную. И незачем. Вчера бабушка сама звонила в интернат. Она уже выписалась из больницы, чувствует себя хорошо.
- Ты что же, хочешь, чтобы твоя бабушка опять заболела от волнения? - спросила Любовь Андреевна. - Ведь она испугается внезапного звонка из интерната, да ещё поздно вечером, подумает: вдруг с тобой что-нибудь случилось.
И это она уже говорила. Все мальчики давно поняли, что бабушка испугается. А Матвею хоть бы что! Кричит, ревёт, кулаками по полу колотит.
Как всегда на юге, темнота упала на землю внезапно, кипарис-страж расплылся в густых сумерках. В окне сверкнули первые звёзды.
Любовь Андреевна зажгла электричество. И при ярком свете сразу заметила: один из братьев Окуньковых под одеялом украдкой строгает палочку осколком стекла. Другой Окуньков, посматривая на брата, приноровился скоблить грязную щепку какой-то железкой.
- Прямо на чистую простыню! - Любовь Андреевна отобрала у насупившихся близнецов всё, что было у них в руках, смахнула мусор с постелей. - Вы как пятилетние, честное слово! А ведь после того как вам по пять лет было, ещё три года прошло. Вам уже не пять лет, а пять плюс три - не маленькие!
- А мне не пять плюс три! - громко заявил Костя Жуков. - Мне уже десять минус два!
И вдруг что-то резко изменилось в комнате. Что такое? А-а, тихо стало...
В неожиданной тишине отчётливо и решительно - трудно было поверить, что этот же голос только что испускал вопли, - прозвучало:
- А мне лет: сто семнадцать плюс двести три, разделить на два. От того, чего получится, отнять сто пятьдесят два. Вот мне сколько лет! Хо-очу-у по-зво-ни-ить! - Матвей завыл с новой силой.
Любовь Андреевна в изнеможении опустилась на стул.
Она отлично понимала: лукавые огоньки в глазах Мити Лихова означают: "Что, не можешь справиться?" Да, очень важно заставить послушаться. Но сейчас ещё важнее успокоить Матвейку. Этот мальчишка на полу вызывал у неё огорчение, досаду, раздражение и - глубокую жалость. В его криках, рыданиях не только упрямство, каприз, но и тоска, настоящее горе.
Месяца два назад умерла мать мальчика. Отец Матвейки, научный работник, уезжал в экспедицию. Бабушка с сердечной болезнью попала в больницу. Матвея спешно поместили в интернат, когда учебный год уже начался. Дома его, очевидно, баловали. Внезапно он оказался оторванным от всего родного...
- Хотите, побьём его, чтобы перестал? - снисходительно предложил Лихов.
Любовь Андреевна устало отмахнулась.
Маленький Воронков прыгал на коленях по кровати. Его голосишко едва прорвался сквозь крики Матвея:
- Надо позвать шестиклассников! Да, да! И пусть они вынесут его в сад. Подальше. Пусть там кричит!
- Не выдумывай! Что тебе, Тамара?
Воспитательница встала и подошла к двери: из коридора заглядывала толстушка - щёки как два румяных яблока, короткие косички торчат в стороны.
- Мы никто спать не можем, так он кричит! Да дайте вы ему скорей задачку порешать!
- Задачку? - Любовь Андреевна в недоумении потёрла пальцами лоб: голова разболелась от этого шума. - Какую задачку?
- Какую-нибудь. Учительница всегда даёт ему задачки, чтобы не злился и не плакал.
Совет показался воспитательнице нелепым. Заставить решать задачи мальчишку, который вообще ничего слушать не хочет! Но девочка смотрела на неё доверчиво и просительно. Чтобы не обидеть советчицу, Любовь Андреевна сказала ласково:
- Но ведь у меня, Томочка, и задачника сейчас нет. Учебники в школьном корпусе...
- А я поищу! Может, у кого в спальне есть, повторяли или что...
Девочка вихрем умчалась по коридору.
Любовь Андреевна прикрыла дверь. Скорчившись на полу, Матвей взахлёб плакал. Мальчики лежали в кроватях. Трое-четверо ровно дышали. Поразительно: они сумели заснуть!
- Ты просто негодный мальчишка! - с горечью сказала Любовь Андреевна. - Никого не жалеешь: ни бабушку свою, ни товарищей.
Ответом был хриплый надрывный крик:
- Хочу-у-у!
Влетела Тамара:
- Вот! Достала!
Она сунула в руки воспитательницы книгу и убежала.
- Мне тут надо одну задачу решить, - неуверенно сказала Любовь Андреевна. - Может быть, ты поможешь? Вот... - Она наугад открыла учебник: - "Для туристского похода, совершаемого сорока шестью школьниками, были приготовлены шестиместные и четырёхместные лодки. Сколько было тех и других лодок, если все туристы разместились в десяти лодках и свободных мест не оставалось?" - Она читала вполголоса, быстро, не вдумываясь в смысл, а лишь радуясь тому, что плач почему-то прекратился.
Матвей сел. Худенькое смуглое лицо его покраснело и распухло. Чёрные кудрявые волосы слиплись и рожками торчали во все стороны. До чего жалкий вид!
- Всего сорок шесть школьников? - спросил он хрипло и судорожно всхлипнул. - Лодок всего... - Опять всхлип. - Десять? В которые по шесть садятся, в которые по четыре?
- Да, да. Всё так.
- Это задача трудная. Мы таких не решали, - сонно пробормотал Костя Жуков и натянул одеяло на голову.
Матвей молчал. Опустив глаза, он неподвижно сидел на полу. Неужели, в самом деле, утих?
- Ты отдохни немножко, - сказала Любовь Андреевна негромко, ровным голосом, боясь спугнуть долгожданную тишину. - Потом пойди, умойся. И быстренько раздевайся. А я посмотрю, как там девочки...
Подумав, она потушила свет и вышла. За дверью прислушалась. Нет, тихо. В спальне девочек Любовь Андреевна стащила Соню Кривинскую с подоконника, где та любовалась восходом луны, пожелала всем спокойной ночи. Потом в коридоре поговорила с ночной няней. Когда она вернулась в спальню мальчиков, её встретила тишина. Просто уши отдыхают.
В лунном свете скорченная фигурка всё так же темнела на полу. Уж не заснул ли сидя, измученный?
Вдруг с полу раздалось:
- Больших лодок три, а маленьких семь!
- Каких лодок? А, это из задачи... Ну, очень хорошо. - За плечи она подняла Матвея с полу. - Пойдем, умоемся и живо в кровать!
- Посмотрите ответ! - потребовал мальчик.
Прочитав задачу, Любовь Андреевна машинально заложила страницу веточкой туи, подобранной у чьей-то кровати. Это оказалось очень кстати, а то, пожалуй, и задачу сразу не найти.
В освещённом коридоре она заглянула в конец учебника:
- Как ты сказал?
- Три больших лодки, - сердито ответил Матвей. - Вот где по шесть сидят. И семь маленьких, где по четыре школьника.
- Совершенно верно. Ответ сошёлся. Молодец!
В умывальной Любовь Андреевна, посмотрев, как неловко Матвей трёт руки, взяла мыло и сама вымыла ему и руки, и лицо, и шею. Потом отвела его в спальню, уложила, укрыла одеялом. Всему он подчинялся безмолвно и покорно. И вот он уже крепко спал.
Со вздохом облегчения Любовь Андреевна вышла из спальни. Теперь скорей на автобус - и домой. Как она задержалась! Задачник надо положить на тумбочку возле кровати Тамары Руслановой, чтобы утром вернула.
У кого она взяла задачник? Любовь Андреевна в первый раз внимательно посмотрела на учебник, обёрнутый в зелёную бумагу:
"Учебник по арифметике ученицы пятого класса Ивановой Веры".
Позвольте! Но ведь Матвей учится во втором... Ну конечно, задача про лодки для пятого класса. Как же он мог её решить? И без бумаги и карандаша. В темноте. Сидя зарёванный на полу. А что такое он сказал в промежутке между двумя воплями? "Мне лет сто семнадцать..." Может быть, и то был не просто набор цифр, не пустая болтовня?
Любовь Андреевна с удивлением покачала головой: вот так каприза!