Письма Матвея отцу

Каждую субботу к двум часам дня бабушка приезжала в интернат за Матвеем. Они шли на автобус. Матвею приходилось семенить. Полная рыхлая бабушка шла медленно, и он приноравливался к её шагам, потому что бабушка крепко-прекрепко держала его за руку.

По дороге, пока шли к автобусу и в самом автобусе, бабушка задавала Матвею вопросы.

Эти вопросы Матвей считал бессмысленными - ведь бабушка каждый раз подробнейшим образом расспрашивала воспитательницу о том, как жил Матвей всю неделю, - и поэтому отвечал монотонной скороговоркой:

- Не ушибался, ничего у меня не болит, никто меня не обижает, двойка по чистописанию. Ты обо всём, обо всём знаешь!

- А не дружишь ни с кем почему? - с огорчением спрашивала бабушка. Тебе не нравятся интернатские ребята?

- Ой, перестань, бабушка! - отмахивался Матвей. - Минус Единица здоров?

- А что ему сделается? Ты бы лучше спросил, как я себя чувствую.

- А как ты себя чувствуешь?

- Сам бы, по своему почину, спросил, а так что же... Сердце не совсем, а вообще ничего...

Дома, едва переступали порог, бабушка начинала Матвея кормить, хотя он твердил, что недавно пообедал. И ужасалась, какой у него плохой аппетит.

- А теперь, - убрав со стола посуду, говорила бабушка, - садись писать письмо папе!

Развалившийся на диване с книжкой Матвей бурчал:

- Ну вот! Так сразу! Потом напишу. Вечером.

- А вечером скажешь: завтра утром. А сам побежишь гулять. Опять не успеешь написать.

- Как ты, бабушка, милая, всегда пристаёшь... Я сказал: потом напишу! На самом интересном месте читаю.

- Если книжка хорошая, то в ней все места интересные. Да ты хоть несколько фраз напиши. Чтобы папа хоть твоим почерком никудышным полюбовался. А то, что это? Папа где-то там за тридевять земель ждёт не дождётся письмеца, а сыночек... эх, сыночек и в ус не дует.

- Как это не дую? Очень даже дую, - не думая, что говорит, бормотал Матвей.

- А усы у тебя есть? - посмеивалась бабушка.

- Какие усы? Ой!

В конце концов, Матвей сдавался.

И хоть не каждую субботу, но усаживался писать папе письмо.

Написав несколько фраз, он вскакивал, потягивался с удовлетворением, как человек, закончивший адски трудную работу, и убегал в сад или забирался на любимый чердак.

Надев очки, бабушка долго читала и перечитывала корявые строчки, выползшие из-под пера внука, и мучилась сомнениями: посылать или не посылать Степану Матвеевичу эту пачкотню?

А ну как посреди морей и океанов Степан Матвеевич взволнуется, прочитав Матвейкины каракули? Смысл их кое-где странен, кое-где и вовсе тёмен... Зачем же беспокоить человека, который за дальностью расстояния всё равно ничем помочь не может?

Повздыхав, бабушка, прежде всего, переписывала для себя писанину внука. На всякий случай: вдруг пропадёт письмо. Не зайдёт экспедиционный корабль в назначенный порт, разминётся с другим кораблём, везущим почту, да мало ли что может произойти. А вернётся Степан, уж тут она ему всё покажет.

Дома-то чего таиться? Вот, гляди, старался сынок, не забывал отца!

Сама бабушка писала часто, и письма её были похожи друг на друга почти как близнецы Окуньковы. В каждом письме сообщалось, что всё, решительно всё у них с Матвеем обстоит благополучно.

Ещё минута колебания, и бабушка всё-таки запечатывала в конверт "оригинал" Матвея и своё письмо. Крупным старинным почерком надписывала на конверте адрес: "Ленинградский порт, корабль такой-то. Научному сотруднику Степану Матвеевичу Горбенко".

Вот что в разные субботы, между которыми проходила иной раз не одна неделя, написал со страшными ошибками Матвей отцу.

"Здравствуй, папа!

Твоё письмо я получил. Ск. всего тебе повезло видеть летающих рыб? Стеша говорит, что ета животная редкая. Мне в интернате очень надоело. Надо побежать в сад: пачему-то лает - 1.

Твой сын Матвей Горбенко".

"Дорогой папа!

Ты плаваешь хорошо? Думали, что я не закрыл клетку, а выпустила Чикота противнющая Сонька. Воспитательница Любов Андреевн сказала, что ето игаизм решать задачи лентяям. А девочкам решать тожа игаизм? Я забыл спросить. Минус Единица занозил лапу. Бабушка долго вынимала, а я держал за морду. Чикот потерялся када был шторм. Нашли его под кроватью. Он попал в аказию к 3-ье классницам.

Целую тебя. Матвей".

"Папа дорогой!

Уже ты в морях похолоднее или ище в жарких окиянах? У дяди Миколы фамилия Чертапалох. Может быть и Репейник фамилия. Окуньки стали исправляться. У Сони больна мать. Но сё равно она плохая. Стеша спрашивает каких морских птиц ты видел? И ваабще каких всяких зверей котор живут в море и в океане.

До пабаченья. Твой сын М. Горбенко".

"Здравствуй, папа!

Пиши почаще. Я, бабушка и - 1 очень без тебя соскучилис. Почти все наши мальчишки хотят быть моряками. А математики плавают на кораблях? Патому что я хочу кода вырасту считать ракеты и тожа плавать на корабля. Стеша говорит был бы у нее папа она писала бы иму письма каждый-каждый день. Целую тебя мой папа. Матвей".

"Папа здраствуй!

Папа, я хочу тебя видеть прямо не знаю как!!! Одну задачу я успел решить, а другая потерялась. Почему-то она оказалась у директора. Я был рад, а все смеялись. Большие мальчики стали меня бить, а я им ничего не зделал. Костя меня отбил. Дал им на орехи. Он страшно сильный. Он сам вернулся где я. Бабушка и - 1 кланяются и целуют тебя. И я целую. Приезжай!!!!

Твой Ма-тю-ха.

Золотник старая мера веса, теперь грамы. И метры, а не аршины".

"Здравствуй, милый папа!

Отец дождётся письма от сына через 50 дней после того как сам отправил письмо. Так бы через 45 дней, но была некогда в ту субботу бабушка пролила кампот мы долго вытирали стол А в воскресенью Петька,запускал змея. 50 дней это страшно долга. Ето так долго, што я испугался, када сосчитал. И 45 дней это всё равно месяц и ещё 15 дней. Пусть лучше письмо сына сбросит на корабль самолёт. Реактивный. Реактивные могут быстро. Я тебя крепко целую. Ты когда же приедешь наконец домой??? Матвей".

- Это что же за "игаизм"? - расстроенно спрашивала бабушка. - Это ты так слово "эгоизм" написал? Ты, значит, эгоист?

- Говорят...

- А Стеша, с которой ты подружился, хорошая девочка?

- Да.

- А Соня чем же плохая? Я её видела. Вежливая, аккуратненькая такая.

Матвей молчал, помрачнев.

- Ты написал: "Окуньки стали исправляться". Рыбки, что ли, у вас в аквариуме заплошали, и исправились?

Матвей так захохотал, что Минус Единица, спавший у порога, с испугу лязгнул во сне зубами.

- Рыбки! Ха-ха! Скажешь ты, бабушка! Мальчишки в нашем классе, а не рыбки. Они, подумай, уши себе затыкали. На уроках! А теперь уже не затыкают. Уже хорошо исправляются. Близнецы они.

- Постой-постой! - сказала бабушка. - Так это те близнята, про которых мне ваш садовник как-то рассказывал? Душевный старик. С ним потолковать ну прямо одно удовольствие.

- Дядя Микола это. Окуньки к нему в гости ходят.

- Вот-вот. Ну, Матюша, этим ребятам не позавидуешь.

- Я им и не собираюсь завидовать, - удивился Матвей. - А почему ты так говоришь?

Бабушка вздохнула:

- Ты-то вот приходишь домой, я тут с тобой нянчусь...

-Слишком, - заметил Матвей.

Будто не слыша, бабушка продолжала:

- В полном ты у нас тут спокойствии, в уюте. Отдыхай, набирайся сил. А те-то близнята... Какая у них дома картина? Отец пьяный, мать ругается. Бьют мальчишек почём зря, дёргают... Да что говорить!

Лицо у Матвея вытянулось, он обеспокоенно заморгал. Вместе с другими ребятами он не раз смеялся в классе над Окуньками, когда они без конца получали замечания, а главное, затыкали уши. И ни разу не подумал об Окуньках, как они вообще-то живут. А им вон как плохо приходится!

Матвей и представить себе не мог, чтобы кто-то из взрослых его побил. Папа или бабушка - нелепо, дико! Учительница или Любовь Андреевна - смешно, такого не бывает. Мама, милая мама... На секунду он как бы почувствовал на своей голове и плечах нежные тёплые руки матери - у него защипало глаза.

Бабушка будто подслушала мысли внука.

- Эх, Матюша! - сказала она негромко. - Тебя-то никто ведь и пальцем никогда не трогал. Не знаешь ты, как подчас живут другие ребята...

- А ты хитрая, бабушка, - подумав, сказал Матвей. - Приезжаешь в субботу пораньше, сидишь там, в саду на скамеечке, ждёшь меня и со всеми разговариваешь, всё-всё узнаёшь.

- Невелика хитрость с людьми потолковать, - ответила бабушка.

Над каждым письмом Матвея к отцу она вела какие-нибудь разговоры.

- Значит, всё-таки били тебя какие-то мальчишки? - перепугалась бабушка, прочитав одно из писем. - Да ещё большие!

- Ну и что? - пожал плечами Матвей. - И очень хорошо, что били.

- Уж чего лучше! А за что тебя били?

- За что я не знаю. А Костя же дал им, как полагается. Вот это хорошо!

- Ошибки бы исправить в твоих письмишках, - вздыхала бабушка, - да ладно уж, всё равно уж... Скорей бы Степан Матвеевич вернулся!